WarGonzo: Исповедь рыжей хулиганки

Исповедь рыжей хулиганки

В Белгороде я работала уже третий день, и все недомолвки с полицией обычно решались паспортом и пресс-картой. До того самого вечера 24 марта, когда мне в голову пришло не только сделать фото с обстрела, но и зачем-то запечатлеть губернатора.

Кстати, пока уважаемый Гладков не сел в машину, ко мне никто особо и не подходил, просили не снимать, это правда до его отьезда. Как только кортеж исчез из виду, меня и задержали. В полицию нас привезли вдвоем с девушкой от РБК. Друзьями по несчастью мы стали из-за одного и того же: оказались на месте обстрела во время приезда губернатора, и не согласовав с пресс-службой снимали происходящее на видео. У девушки проблемы решились быстро: она показала пресс-карту издания, плюс её уже знали в пресс-службе и всё подтвердили.

Вот здесь я сама сплоховала, ибо по каким-то своим соображениям решила не говорить название своего издания, решив, что ситуация несерьезная и я справлюсь. Через пару часов стало прям очевидно, что не справлюсь, и уже ввиду трагичности положения (я, правда, в какой-то момент ощутила, что являюсь фактически преступником) решила не проговаривать родное мне название. Впрочем, мой телефон был в руках оперативников, и все переписки можно было читать совершенно спокойно.

Суть претензии органов я понимаю. Им нужно было установить личность, потом понять, почему при мне были две видеокамеры с кадрами, на которых видна военная техника и военные. Они и сами сказали, что дело не быстрое, уж потерпите. Плюс ко всему, у меня много контактов иностранных журналистов, с которыми я общаюсь. Это сразу навело на подозрение, что они мне и платят. Тут я логику не поняла, но ладно.

Но главной проблемой стали контакты украинского номера, которому я звонила через телеграм 22 апреля 2022 года. Из-за этого мутного звонка и было принято решение оставить меня на ночь. Ну что тут скажешь. Два года назад я жила в одной гостинице с мариупольским беженцами, разумеется, давала им телефон, чтобы они звонили родным. Ход разговора не контролировала, конечно, поэтому их адресатов не знаю. Но, как понимаю, один из них сейчас проходит в списках ФСБ.

Допрос вели в общем и целом нормально. Не били и не угрожали. Но киношные фразы по типу:«Лучше сказать всё сразу, меньше срок будет», «Если б мы тебя подозревали, мы б уже иначе разговаривали», «Давно работаешь на ВСУ?» — звучали. Иногда врубали юмор:«Ты немного решила поснимать, и мы тебя пофотографируем и статью с твоих слов напишем». Юмор – это всегда хорошо.

Очень хочется напомнить товарищам оперативникам причины случившегося: надо было разрешить мне позвонить моей маме! Я же предупреждала, что у неё либо самой инфаркт случится, либо она организует этот инфаркт вам всем. Вышло по второму варианту.

Честно, жалко что по моей глупости оперативники убили столько времени. Они и сами сетовали, как вместо того, чтоб ловить преступников, занимаются мной. Честно, и я не сказать, что хотела их удерживать от этого полезного дела, но вышло, как вышло.

Когда система ложает, ситуацию спасают отдельные кадры. Большое спасибо хочется сказать тому доброму полицейскому, который после допроса ФСБ делал мне чай с печеньем, тому, кто возил меня на все эти мед. обследования и тому дежурному, кто принес ночью плед, чтобы не было холодно в опустевшем отделе. Они сразу говорили, что проблем у меня не будет, если совесть чиста.

Ночь я провела, действительно, в отделе, в обезьянник меня не отправили именно потому, что понимали, всё проясниться, но нужно время. Утром возили по обследованиям, проверяли на опьянение и наркоманию. Потом вместе с дежурным отдирали с окон тот самый скотч крестом, защищающий от обстрелов.

Но в конце было красиво как в кино. За мной зашёл оперативник, отдал, наконец, сумку в руки, и провёл в отдел начальства:

— Катя, почему же вы сразу не сказали, что вы наша?

В общем, из этой коллизии я вынесла пока один урок, о том что мы все «наши» надо упомянуть сразу. И, да, с пресс-службой города нужно договариваться заранее.

Екатерина Лымаренко, специально для @wargonzo